Что заменила ирония: Генри Джеймс, Айн Рэнд и американский романтизм Часть 6, Общество Атласа | Айн Рэнд, объективизм, "Атлант пожал плечами".

Человеческие действия - часть 6

В начале романа " Атлас расправил плечи" Дэгни и ее тогдашний любовник Хэнк Реардэн, блестящий и трудолюбивый основатель и глава компании Rearden Metal, решили вместе отправиться в отпуск. Рэнд старательно подчеркивала, что ни Дагни, ни Реардэн не из тех, кто считает себя вправе рассчитывать на отпуск. Реардэн упомянул, что последний раз был в отпуске пять лет назад. Дагни вспомнила, что последний раз отдыхала три года назад. Ни Дэгни, ни Реардэн не рассчитывали в своих путешествиях пассивно узнать "что-то о человеческих делах", чего они еще не знали. Они, конечно, не захотели бы стать частью декораций. В благожелательной вселенной Рэнд мир был создан для того, чтобы в нем действовал рациональный, самозабвенный разум, а не наоборот. И все же в том, что влюбленные решили отправиться в путешествие в понедельник утром, присутствовал элемент покинутости. Однако они оставили не свою работу или свою личность. На какое-то время они отказались бы от проблем, которые создавал для них законопроект об уравнивании возможностей, и вместо этого посвятили бы себя удовольствию быть полностью самим собой в компании того, кто любит и ценит их.

Дорожное путешествие стало замечательной радостной интерлюдией в напряженном, смятенном сюжете и легкомысленной данью романтике активной жизни. Рэнд начала рассказ с одного из своих лирических описаний природы, хотя и с точки зрения лобового стекла движущегося автомобиля:

Земля уходила под капот машины. Шоссе, петляющее среди изгибов холмов Висконсина, было единственным свидетельством человеческого труда - шаткий мост, перекинутый через море зарослей сорняков и деревьев. Море мягко перекатывалось в желто-оранжевых брызгах, несколько красных струй поднимались по склонам холмов, в ложбинах виднелись остатки зелени, под чистым голубым небом. Среди цветов почтовой открытки капот автомобиля выглядел как работа ювелира: солнце сверкало на хромированной стали, а черная эмаль отражала небо.

Интересно, что, учитывая случайное путешествие Стретера по французской сельской местности в романе Генри Джеймса "Послы", Рэнд попросила Дэгни и Риардена совершить подобную случайную поездку, но отказалась от нее после недели в пути. Во-первых, это было скучно, а во-вторых, утомительно. Вместо этого они отправились в залив Сагинау в Мичигане, чтобы осмотреть заброшенный железорудный рудник. Рэнд подчеркнула, что ни один из них не чувствовал себя виноватым в том, что хотел найти проект. Она также подчеркнула привязанность и близость, которые разделяли влюбленные, и их заботу о счастье друг друга. Рэнд часто осуждают за ее грубую эротику, но ее романы полны трогательных подробностей о том, как дается и берется любовь:

После первой недели их скитаний, когда они ехали наугад, по милости неизвестных перекрестков, он сказал ей однажды утром, когда они отправились в путь: "Дагни, разве отдых должен быть бесцельным?". Она рассмеялась и ответила: "Нет. Какой завод ты хочешь увидеть?" Он улыбнулся - от чувства вины, которое не нужно было брать на себя, от объяснений, которые не нужно было давать, - и ответил: "Это заброшенный рудник в районе залива Сагинау, о котором я слышал. Говорят, она истощена.

Они прекрасно провели время вместе. Осмотревшись, Реардэн решил, что знает, как получить больше руды из шахты, и что он поищет титул и сделает за него ставку, как только они узнают, прошел ли законопроект об уравнивании.

После Сагино они проехали через Висконсин по пути к бывшему заводу компании Twentieth Century Motor Company. На этот раз именно Дагни хотела увидеть то, что осталось. Реардэн вел машину, и Дагни была совершенно спокойна: "Дэгни прислонилась к углу бокового окна, вытянув ноги вперед; ей нравилось широкое, удобное пространство сиденья машины и тепло солнца на ее плечах; она думала, что сельская местность прекрасна". Прочитав ее мысли, Реардэн заметил: "Что бы я хотел увидеть, так это рекламный щит". Смеясь, Дэгни ответила: "Что и кому продавать? Мы уже целый час не видим ни машины, ни дома". Для них мир не должен был оставаться нетронутым. Для них не имело смысла, что такой красивый пейзаж оказался лишенным человеческой жизни. Отсутствие людей, магазинов, фабрик, домов не было удачей, это было странно и свидетельствовало о том, что что-то идет ужасно неправильно. "Мне не нравится, как это выглядит", - сказал Реардэн. "Мне тоже", - согласилась Дэгни.

Критики Айн Рэнд часто обвиняют ее в бесчеловечности, однако ее беспокоило именно отсутствие человеческой деятельности. Хорошая жизнь для Рэнд зависела от человеческой деятельности. Без человеческого творчества исчезнет все - от основ питания, одежды и жилья до роскоши атласных платьев, хрустальных бокалов для шампанского и рубиновых подвесок. Дагни на мгновение рассмеялась: "Но подумайте, как часто мы слышали жалобы людей на то, что рекламные щиты портят облик сельской местности. Ну что ж, вот им и не испорченная сельская местность, которой они могут любоваться". Но логическое завершение человеческой пассивности было ей ясно, и она добавила: "Это те люди, которых я ненавижу".

Однако ни Дэгни, ни Реардэн не были склонны к жалости к себе, и поездка в "Твентис сенчури мотор компани" превратилась в большое приключение, в котором они нашли новые возможности и надежду на будущее:

Хэнк! Разве ты не понимаешь, что это значит? Это величайшая революция в силовых моторах со времен двигателя внутреннего сгорания - величайшая! Она уничтожает все и делает все возможным. К черту Дуайта Сандерса и всех их! Кто захочет смотреть на дизель? Кто захочет беспокоиться о нефти, угле или заправочных станциях? Вы видите то, что вижу я? Совершенно новый локомотив вдвое меньше одного тепловоза Дизеля, а мощность в десять раз больше. Самогенератор, работающий на нескольких каплях топлива, с неограниченной энергией. Самое чистое, быстрое и дешевое средство передвижения из когда-либо придуманных. Вы видите, что это сделает с нашими транспортными системами и со всей страной примерно через год?".

Реардэн и Дэгни не были несчастными трудоголиками. Они любили свою работу и любили друг друга. Они с удовольствием говорили о своей работе, с удовольствием слушали, когда говорил другой. Они подбрасывали друг другу идеи. Они строили планы. Каждый из них знал свое дело, и каждый из них уважал права собственности другого, и они знали, каковы будут последствия, если они этого не сделают. Для них было принципиально то, что они делали, и то, что они создали. Не было и речи о том, чтобы кто-то из них открыл в себе другого себя в дороге. Конечно, никто из них не хотел быть кем-то другим. Не было и речи о том, что кому-то из них нужно исправиться. Для них исследование, развитие и инновации были всем, чего они хотели.

Заключение

Трудно понять, что именно в идеях Рэнд вызывает возражения, однако возражений много.

Критики Айн Рэнд называют ее плохим писателем. Если это так, то Генри Джеймса тоже следует считать плохим писателем. Их понимание романа было слишком схожим, чтобы допустить столь заметное различие в литературных достоинствах. Интересно, что в 1920-е годы в США некоторые критики, такие как Вернон Луис Паррингтон, именно так и поступили. В книге " Основные течения в американской мысли: The Beginnings of Critical Realism in America, 1860-1920", третьем и последнем томе своего эпохального исследования культурных сдвигов в американской мысли, Паррингтон утверждал, что Джеймс не понял, что Америка "восстала" против "беспечного индивидуализма" и "алчного среднего класса". Американцы больше не хотели читать о героях. Они хотели читать о тенденциях: "Пусть у нас больше не будет никудышных героев, глупых маленьких эгоизмов в нереальном мире; но будут фигуры мужчин и женщин, охваченных великим потоком, несущихся по неудержимому течению". Далее Паррингтон объявил, что романтизм тоже умер: "больше невозможно серьезно воспринимать этот привлекательный плод романтического воображения - человека в состоянии природы".

В отличие от концепции Генри Джеймса о романе как самостоятельной форме искусства, Паррингтон низвел роман до примыкания к социологии. По мнению Паррингтона, романисты начали рассматривать жизнь в терминах "детерминистской социологии", и они использовали роман, чтобы представить жизнь "в терминах группы, класса и движения, а не в терминах отдельных людей". Несмотря на то, что Генри Джеймс был номинирован на Нобелевскую премию в 1911, 1912 и 1916 годах, он, по заключению Паррингтона, был всего лишь "самообманутым романтиком", чьи романы "упорно отстранялись от бытовых реалий жизни" и, как следствие, безнадежно отставали от времени.

Паррингтон важен для этой дискуссии не только своими взглядами на Генри Джеймса. Паррингтон также оказал огромное влияние на американскую литературу 1920-х, 1930-х и 1940-х годов, направив ее в сторону от компетенции индивидуального художника и в сторону прогрессивной социальной справедливости. Назвав Паррингтона "низовым радикалом, популистом, джефферсоновским либералом, даже квазимарксистом", известный критик Альфред Казин, писавший в начале 1940-х годов, считал три тома "Основных течений в американской мысли" "самой амбициозной попыткой прогрессивного ума понять самого себя". Паррингтон "стремился прочесть всю американскую мысль в свете современной социальной борьбы", и он "со значительной враждебностью" выступал против любого "искусства, не имеющего социальной цели", и против любого творческого ума, озабоченного чем-либо, кроме "общественной сферы политической и экономической полемики".

1920-е, 1930-е и 1940-е годы, конечно, были важными десятилетиями в развитии Айн Рэнд. В размышлениях о Верноне Паррингтоне и Генри Джеймсе есть интересный перекресток, который необходимо рассмотреть с точки зрения этого развития. С одной стороны, Рэнд ненавидела советский стиль письма, который отстаивал Паррингтон. С другой стороны, даже если она разделяла концепцию Генри Джеймса о романе как форме искусства и его романтизм, она бы читала его романы с большими оговорками. Можно предположить, что Рэнд согласилась бы с некоторыми критическими замечаниями Паррингтона в адрес романтизма Джеймса. Паррингтон критиковал экс-патриотизм Джеймса и его оценку Америки как "непригодной для художника". Айн Рэнд считала Америку единственным местом, где она могла заниматься искусством. Паррингтон также критиковал то, как Джеймс романтизировал Европу, говоря: "Благородная культура, которую Джеймс упорно приписывал определенным избранным кругам в Европе, была лишь плодом его романтического воображения". Рэнд считала, что американская культура превосходит европейскую. Более того, Паррингтон критиковал уход Джеймса от активной жизни во "внутренний мир вопросов и поисков". Рэнд, конечно же, превратила активную жизнь в эстетику.

Тем не менее, если Генри Джеймс с тех пор был возвращен к литературной респектабельности, то Рэнд еще не была принята. Книги Джеймса остаются в печати, и критический интерес к его жизни и романам в академических кругах остается высоким. Этому восстановлению в немалой степени способствовала всеобъемлющая, удостоенная Пулитцеровской премии пятитомная биография, написанная Леоном Эделем и опубликованная в период с 1952 по 1972 год. Более того, литературный критик Альфред Казин также встал на защиту Джеймса. В своей новаторской книге " На родной земле: An Interpretation of Modern American Prose Literature (1942) Казин писал, что Джеймс бросил вызов движению натуралистов, сделав "своего рода призыв к критике, к дискриминации, к оценке не на инфантильных основаниях". Конечно, Айн Рэнд сделала примерно то же самое. Более того, за прошедшие годы было написано несколько удостоенных наград биографий Айн Рэнд. Однако ее романы остаются академически неоцененными.

Одна из возможных причин расхождения судеб критиков восходит к Паррингтону. Джеймс, даже если он заметно избегал сущностных черт натурализма, тем не менее, разделял с натуралистами ужас перед промышленной революцией и капитализмом в целом. Однако Джеймс, как и натуралисты, не стал документировать эти ужасы. Вместо этого Джеймс полностью отказался от индустриализации и бизнеса нового мира, и его предубеждение против Америки в значительной степени способствовало восстановлению его авторитета. Он сосредоточился на аристократическом старом мире эмоций, психологии, идеальных манер и возвышенной обстановки. Он стал эстетом и в некотором роде снобом. Что еще более важно, его смысл жизни заключался в том, что бизнесмены были смущены и уничтожены такими эстетами, как он. В его ироничной вселенной снобы, а не успешные бизнесмены, правили днем.

С другой стороны, Рэнд рассматривала художников как капиталистов, а деловых мужчин и женщин как художников. Эстетика капитализма Рэнд и ее благожелательная вселенная вернули роман к активной жизни и ушли от внутреннего мира Джеймса, а также обратили вспять нисходящую спираль натурализма и его акцент на прогрессивной социальной справедливости вместо романтических устремлений. Именно по этой причине, а не по каким-либо литературным достоинствам, место Рэнд в литературном каноне вызывает столь яростное неприятие.

‍